Несколько лет назад моя теща собрала на девичник оставшихся в живых подруг своего военного детства. Выпили, закусили, начались воспоминания. И вдруг у одной из подруг провались наружу давние детские комплексы, и она с некоторой обидой сказала теще: «Это мы после войны голодали, а твой отец спекулянтом был, вы-то богато жили!»

Да это так, жили они по послевоенным меркам — «богато». Не голодали, не ходили в обносках и на их обеденном столе даже было мясо.

Но отец моей тещи и дед моей жены, дедушка Степан не был спекулянтом. Он был везучим человеком, насколько можно было быть везучим в те времена.

Он вернулся с войны живым, ему страшно повезло — он лишился на войне ступней обеих ног. С тех пор мог ходить только в специальной ортопедической обуви, медленно, недалеко, но он — мог ходить. Его жене, бабушке Ане — завидовал весь их подмосковный поселок — еще идет война, а у нее дома мужик, и «почти целый».

Дедушка Степан был очень мудрым человеком, с трезвым, незамутненным, взглядом на жизнь, прекрасно понимающим, что к чему. Он вернулся к дому, сожженому Советской Армией в ходе контрнаступления под Москвой, молодой жене с тремя малолетними детьми, к голоду и лишениям, которые тогда в тылу были похлеще, чем на фронте.

И начал жизнь с нуля.

Ему повезло, явная инвалидность избавила его ото всяких обязательных военных трудовых повинностей, и он смог отдать все свои силы, весь свой труд семье, работая как три здоровых колхозника. Он устроился ночным сторожем на близлежащее военное предприятие, и получил важный в те дни статус «государственного служащего». Ночью сторожил, а днем — работал, как вол. Он завел коз — детям нужно было молоко и мясо, засадил свой махонький приусадебный участок махоркой. Тогда законом это запрещалось — самостоятельно выращивать табак, но для инвалидов войны советская власть сделала послабление, им было можно, сколько-то там соток.

Эта махорка — оказалась спасением. Самый дефицитный и востребованный товар во-время и после войны. За нее можно было выручить живые деньги и взять натурой — каким-то другим дефицитом. Он работал с утра до ночи, он заново, своими руками отстроил дом, дети были сыты, румяны и одеты в новую одежду, а не обноски.

«Спекулянт!» — шипели на него соседи. Иначе и быть не могло, в те дни не голодали только три категории населения: спекулянты, начальники и народные артисты.

Дедушка Степан никогда ничего не рассказывал о войне. Как-то, когда внуки стали особенно настаивать, он вдруг заплакал. Всего два раза я видел, как он плачет. Но о другом разе — позже.


А потом мы узнали, что дедушка Степан был героем. Не от него узнали, из военного архива. Мой сынишка, его правнук выяснил, что по номеру медали «За отвагу» (они все нумерованные и именные) можно узнать в военном архиве, кому именно и за что она была вручена. Оказалось, что дедушка Степан почти повторил «подвиг Александра Матросова», только, в отличие от того, у дедушки Степана оставалась одна граната. Он в одиночку, под прямым огнем прокрался к вражескому доту и закинул гранату в амбразуру.

В другой раз я увидел, как дедушка Степан плачет, когда мы с женой, в 90-х, приехали навестить его. Он сидел за столом, перед ним лежали деньги, много денег, и на его глазах были слезы.

— Что случилось? — кинулась к нему жена.

— Зачем мне все это теперь? — спросил он. — Зачем мне, 90-летнему старику, такая куча денег, когда у меня есть вы? Почему только сейчас? Как же эти деньги мне были нужны ТОГДА!

Это был тот момент, когда администрация Ельцина вдруг поняла, что живых ветеранов второй мировой в стране остались единицы, а инвалидов — тех практически совсем не осталось, и резко подняла пенсии и пособия инвалидам войны.

Несколько последних лет жизни дедушка Степан получал какую-то невероятно огромную пенсию, долларов шестьсот по тогдашнему курсу, но его — обласканного многочисленным своим потомством, эти деньги не радовали, а лишь вызывали досаду, что государство не дало их ему тогда, когда он в них больше всего нуждался.

Они поставили на ноги всех детей и прожили очень долгую, счастливую жизнь, бабушка Аня и дедушка Степан. И покинули этот мир тихо и без страданий. И на каждом празднике, на каждом застолье, главным их тостом был: «Лишь бы не было войны!»